К оглавлению
41. Приняв совет его, царь повелевает раз вязать святого и предать сему мучению. Когда же котел был разожжен так, что силою огня свинец брызгал туда и сюда, воины, захвативши мученика железными наручниками, пытались ввергнуть его в котел, но пламя отбивало их стремление. Мученик, видя их смущенными и почти потерявшимися от страха, тотчас, возведя очи к небу, сказал: “Господи Иисусе Христе, все сотворивший, преподобных отроков Своих сохранивший несожженными в печи, соблюди и меня недостойного невредимым”. Сказав сие и написав на лице образ божественного креста, он спустился в котел столь смело, как другой не (вошел бы) в воду в час зноя. Посему и кипящий свинец, забыв о своем естестве из стыда и страха пред изображением креста, скорее [67] казался отдохновением, чем наказанием подвижнику, который, после того, как узы его разорваны были божественною силою, славословил Создавшего. Разложенное под котлом пламя, внезапно вырвавшись из печи против окружавших, всех сожгло дотла. Притом и небо сильно и громко прозвучало в честь мученика и пролившийся обильный дождь обратил в бегство лукавое сборище. Доблестный, оставшись один, вышел из котла и пришел на городские площади, поя и веселясь, и предметы поклонения царей называл душевредными бесами, веру же в Христа Бога виновницею спасения и подательницею долговечной жизни. Проповедуя сие по городу, великий Георгий убеждал бесчисленные толпы отступать от безбожного служения идолам и прибегать к истинному богочестию, удостоверяя свои слова последующими чудесами, так что и в сем исполнилось Соломоновское изречение: “Премудрость воспевается на улицах и на площадях возвышает голос свой” 16.42. Когда об этом снова было донесено царю Диоклетиану, он повелевает схватить и представить его на судилище и, гневно воззрев на него, говорит: “Как кажется, пока мы были заняты государственными заботами, ты, по причине такового промедления подумавши, что мы побеждены и не умеем изъять с земли память о тебе, поэтому безбоязненно обходишь (людей), насмехаясь и издеваясь над нашею (верою) и убеждая простецов отказаться от бессмертных богов и обратиться к Распятому. Однако, я раз навсегда пресеку твою дерзость”. И приказывает, распростерши его на земле, нещадно [68] бить палками, жечь главу его, обсыпавши множеством угольев, и после, многих часов снова по весить на древе и жестоко строгать. Когда уже внутренности его всем видимы сквозь сложение костей, он приказывает еще обжигать сии обнаженные кости огненными светильниками. Когда же мученик долгое время был сожигаем, — увы невыносимой и тяжкой боли! — и даже не издавал ни одного стона, а только молился в души Владыке, гнуснейший царь, предположив, что он уже умер среди таких мучений, повелевает снять честное тело с древа, бросить в кошницу и, отнеся на гору, именем Иликс, выбросить в тайном месте, дабы, говорит, оно не было похищено Галилеянами.
43. Когда сие было исполнено и воины возвращались с горы, тотчас происходит сгущение и столкновение облаков; обильный дождь, внезапно пролившись, стер подобно чешуйкам язвы святого и сожжение костей, н пришел к нему некий глас с небес, говорящий: “Мужайся, Георгий, ибо Я с тобою”. Итак. он, тотчас восставши как бы от сна здравым и целым, от сердца воздал Создавшему должное благодарение и, бегом прибежавши в город и смело приблизившись к царскому дворцу, узнается тремя воинами, отнесшими его на гору. Они, объятые ужасом и вскричавшие “Велик Бог Георгиев”, многих привлекли с собою к спасительной вере, Диоклетиана же побудили к такой жестокости, что он тотчас осудил их на смерть. И они, умерщвленные в девятый день Марта, возложили на себя венцы мучеников.
44. Поборник же истины, схваченный, был поведен к тирану, стремясь к горчайшим даже [69] мучениям; ибо надежды на блаженные дары обычно облегчают настоящие истязания. Между тем Магнентий говорит царю: “Род христиан живуч и ревностен. Но если ты хочешь, чтобы он, послушавшись твоих слов, пришел к богам, лучше отнесись к нему кротко и человеколюбиво и, быть может, привлечешь к себе мужа”. Святой же мученик, ведомый к царскому судилищу, молился, говоря: “Боже, в помощь мою вонми. Господи, на помощь мне поспеши” 17. И исполнив псалом сей, предстал царю; сей, коварно отложив львиную кожу, облекся в лисью, говоря: “Клянусь владыкою Илием и всеми богами, если ты послушаешься меня и, пришедши, пожрешь богам, я весьма прославлю тебя пред лицом всей земли и сделаю тебя соучастником моего царства; ибо весьма возжелала тебя душа моя, Георгий, и я пекусь о тебе, искренно желая, чтобы ты жил с нами, а не погиб столь бесчестно и страшно”.
45. Святой Георгий сказал: “Если бы я был склонен уступить сим твоим суетным обещаниям, то не предавал бы себя так тебе на тысячи смертей; ныне же. после столь великих мук и наказаний, которые я претерпел при всем твоем синклите, не пытайся столь безумно отклонить меня от благочестивой веры; ибо сие крайне легкомысленно и глупо: ведь если бы я и желал подчиниться твоим льстивым словам. тиран, то на ком искал бы стол великой и стол тяжкой обиды?” Царь говорит: “Поелику я выказываю к тебе отеческое сострадание, как видишь, то прости мне, как [70] отцу своему, сию обиду, и я клянусь тебе бессмертными богами, что с лихвою воздам тебе величайшими почестями, богатством и славою; только пожри, молю тебя, Георгий!” И святой говорит: “Поелику, о царь, я вижу столь великое расположение твое к себе, то и я почту тебя, в чем ты желаешь; ибо было бы крайним безрассудством отклонить такую дружбу. Итак, пойдем поскорее к богам!”
46. Царь, чрезвычайно обрадовавшись, вскочив с престола и благосклонно обняв мученика, громким голосом сказал: “Да радуются боги, да веселятся люди! Приими, Аполлон, неразумно прогневавшего тебя Георгия, ныне же искренно кающегося и к тебе возвращающегося”. И с этими словами повелел собраться в святилище всему синклиту и воинству, а глашатаям кричать по всему городу, что посвященный в Галилейские таинства Георгий приходит к великому богу Аполлону для принесения жертвы. Итак, можно было видеть, что толпы верных были поражены неутешною скорбью и унынием, а толпы безбожных Еллинов преисполнялись чрез мерной радости: посему лукавые, величаясь и подобно безумным бросая прах в воздух и от великого удовольствия порываясь скакать, кричали: “Аполлон победил! Император Диоклетиан, во веки царствуй! государство Римское, во все время радуйся! Велики боги царя!”
47. Итак, когда они вошли в храм и воцарилось глубокое молчание, дивный мученик Христов Георгий, став и строго взглянув на истукана Аполлона, сказал: “Ты бог? и тебя должны чтит люди?” Тотчас пребывавший в истукане нечистый дух, палимый божественным огнем, вскричал: “Я не [71] бог, не бог, так же как и никто из сущих со мною. Единый есть Бог истинный и вечный и Сын Его Христос, чрез которого Он все сотворил. Мы же, бывшие прежде ангелами его, сделались отступниками и называемся бесами, и заблуждаются в нас люди”. Мученик говорит: “Если вы — не боги, то почему присваиваете не подобающую вам честь и вводите людей в заблуждение боготворить вас? как и ныне дерзаете пребывать здесь, когда здесь стою я, раб Божий, на которого призван и есть Христос, Бог всяческих?” И вместе со словом святого произошло великое смятение и крики бесов, жалостно вопиющих и подобно дыму выходящих из храма. Затем, когда мученик изобразил знамение креста, все кумиры пали и сокрушились; и можно было видеть дивное зрелище, победу одного голоса и движения рук.
48. Когда царь устрашился и пробыл безгласным немалое время, нечестивые жрецы идолов, исполнившись рвения и схвативши святого подобно диким волкам, кричали: “Уничтожь сего, царь, уничтожь волхва, не давая ему никакой пощады; ибо он, всех обманувши своими волшебствами, наконец сокрушил и богов”. Царь, распалившись гневом от действия бесов и крика тех гнусных, сказал мученику: “Скверная голова и исполненная всякого злодейства, разве ты не согласился со мною пожрать великому богу Аполлону?” Святой Георгий сказал: “Безумный воистину и нечестивейший, имеющий таковых богов, одним словом ниспровергаемых на землю и сокрушаемых, ты не стыдишься еще называть их богами? Пойми, бесчувственный, воистину, что я, принесши мою жертву небесному [72] Богу, пожрал как надлежало твои гнусные скверны. Ты же. если не хочешь признать истинное и явное, то почему не повинуешься хотя бы богу твоему, сказавшему, что предметы вашего поклонения суть бесы отступники, обманывающие вас жалких, и не переходишь к богочестию? Ты не видел, как они подобно дыму вышли из храма, а истуканы их пали и сокрушились? Что это за увечье ваше? Что за исступление ума и безрассудство, что вы не возмогли принять столь ясное знание и понять, что Бог и что — бездушные истуканы, составленные из камней и дерева, из меди и золота? Знай же, что, если бы я не пекся о собравшемся здесь народе, то одним словом ниспроверг бы от основания и скверный храм сей, который ты видишь, и тебе пришлось бы оплакивать не только гибель богов твоих, но и исчезновение храма их, а лучше сказать, ты и сам был бы погребен под ним и погиб бы. Итак, обратись вспять от рабов Божиих, дракон пучинный и поборник дьявола! Постыдись, почитатель издевающихся над тобою или, лучше сказать, раз навсегда овладевших тобою бесов, на деле познавши гибель твоих душегубительных идолов. Если же у тебя остались и другие истуканы, покажи мне, сколько их, каковы и где находятся, и да не будет тебе никакой заботы о них”.
49. Когда сие говорилось дивным Георгием, царица Александрия сурово обличала нечестие тирана, и многие из членов синклита стали на сторону мученика, царь, изрекши хулу и мановением изгнав его вон, говорил Максимиаиу и Магнентию: “Что мы сделаем, друзья? Вот все, как видите, вместе с [73] царицею пошли вслед сего волхва и обманщика; и, какому мучению подвергнув, я лишил бы его жизни, — клянусь богами, недоумеваю”. Магнентий, будучи острее Максимиана, сказал: “Если, величайший император, сей вседерзкий не будет отведен на смерть, но мы захотим еще прилагать к нему опыты мучений, то сие выйдет для нас бесполезно и (послужит) причиною не малой печали. Ибо я убежден, что после нового нападения на него с нашей стороны все уверуют в Распятого”.
50. Еще не окончилась его речь, как Максимиан ответил: “Знай, могущественнейший царь, что столь сурового, необыкновенно выносливого, страшного и неумолимого человека я не видал во всю мою жизнь. Посмотри, он обманул царицу своими волшебствами, богов сокрушил и уничтожил, твое непобедимое и божественнейшее царство безбоязненно смутил, мнения синклита смешал; извне многообразные и различные муки не побеждают, внутри губительные зелья не производят действия, страх не потрясает ума, смерть не ужасает души, обещания бесчисленных благ не смягчают; и, коротко говоря, всякое наше измышление оказалось тщетно и бездейственно по отношению к нему. Что же мы, наконец, измыслим на него? Остается только, если ты послушаешь меня, применить к нему изъятие из людей посредством меча и избавить твое царство и нас от его упрямства. Ибо, когда он и ныне выказывает против нас присущую ему непобедимость против варваров,. мы едва ли имели бы силу одолеть его. Итак, царь, как можно скорее произнеси над ним приговор и изсеки из него вместе с жизнью и бесстыдство”.