Гроссетест Р. О свете или о начале форм.

Комментарии

К оглавлению
Согласно Р. Гроссетесту, _все сущее, состоящее из материи и формы, телесно. Следовательно, очевидно, что телесность есть форма, общая для всех без исключения тел, к каким бы различным родам сущего они не принадлежали. Она есть для них также и первая форма, ибо нечто должно прежде всего быть просто телом, чтобы иметь возможность быть при этом и каким-либо конкретным телом, то есть, другими словами, для всякой вещи причастность форме телесности есть первое и непременное условие ее последующей определенности. Но все телесное не может существовать вне пространства, то есть вне трех измерений, следовательно, всякое тело по необходимости имеет протяжение.— «…Тело, по определению, есть то, что имеет протяжение во всех измерениях…» (Аристотель. «О Небе». I, 7, 274b 20) [7]. Однако ни материя, ни форма, из которых тело состоит, сами по себе никакого протяжения иметь не могут. Р. Гроссетест видит выход из данной затруднительной ситуации в том, чтобы предположить, что такая форма, как телесность, по самой природе своей обладает способностью распространения посредством самоумножения, а следовательно, и распростирания неотделимой от нее материи и внесения в нее таким образом протяжения. Но, как замечает Р. Гроссетест, всеми этими свойствами обладает свет. Следовательно, он и является телесностью.

Легко заметить отличие позиции Р. Гроссетеста от мнения Ульриха Страсбургского (ум. 1277), который в «Summa de bono» («Сумма о Благе») не отождествлял естественный свет и свет формальный, что видно из следующего сравнения: «Ведь так же, как свет телесный есть причина красоты всех цветов, так свет форм (lux formalis) есть причина всех форм» [ 5, С. 289]. С другой стороны, к Р. Гроссетесту близок Бонавентура (1221—1274), утверждавший, что всякая вещь содержит в себе наряду с множеством частных специфических форм, объясняющих свойства данной вещи в ее отличии от других вещей, и общую для всех вещей световую форму: «Est enim causa prima simplex etc. et oppositae conditiones sunt in creutura» («В творении есть причина — первая, простая и т. д. и противоположные состояния»; см.

Bonaventura. Collationes in Hexaemeron Col. Ill, 1) [ 10) «Lux est natura communis, reperta in omnibus corporibus tarn caelestibus, quam terrestribus» («Свет есть общая природа, обнаруживаемая во всех телах, как небесных, так и земных») (II Sent., 12, 2, 1, arg. 4, + II P- 302).

[3] «Далее мудрые люди … которые суть интеллигенции».— Р. Гроссетест, как впоследствии и Фома Аквинский (1225/26—1274), является противником всеобщего гилеморфизма, когда объявляет интеллигенции чистыми, «отдельно существующими формами», то есть формами, существующими отдельно от материи, не отягощенными ею. Этим они отличаются от телесных вещей, имеющих в своем составе и материю, и форму. Как писал Фома в «De ente et essentia» («О сущем и сущности», ок. 1256 г.):

«Quamvis autem simplicitatem cause prime omnes concedat, tamen compositionem forme et materie quidam nituntur inducere in intelligentias et in animams> («Хотя все признают простоту первой причины, однако некоторые стараются ввести составленность из формы и материи в интеллигенции и в душу») [14). Сам же Фома утверждает, что только телесные вещи суть составные субстанции, интеллигенции же и души суть субстанции простые: «In hoc ergo differunt essentia substantie composite et substantie simplicis, quod essentia substantie composite поп est tantum forma, sed complectitur formam et materiam, essentia autem substantie simplicis est forma tantum» («Сущность составной субстанции и сущность простой субстанции различаются. следовательно, в том, что сущность составной субстанции не есть только форма, но включает в себя и форму, и материю; сущность же простой субстанции есть только форма») [14).

Поскольку телесность, или свет, есть форма, отличная от «отдельно существующих форм», или интеллигенции, и в то же время является первой телесной формой, она, естественно, в большей степени подобна интеллигенциям, чем все последующие телесные формы. Из сказанного, помимо прочего, можно сделать вывод и о том, что, согласно Р. Гроссетесту, интеллигенции, обычно отождествляемые с ангелами, в силу их абсолютной лишенности материальности и телесности существуют вне пространства. Интересно, что в православном богословии дается иной ответ на вопрос о телесности ангелов (см. Епископ Игнатий Брянчанинов. Прибавление к «Слову о смерти». М., 1991).

[4] «…как показал Аристотель в «О Небе и Мире…* — Р. Гроссетест, наряду с Гийомом де Мербеке, был одним из первых переводчиков трактата Аристотеля «О Небе» с греческого языка на латинский. В этом трактате Аристотель помимо всего прочего доказывает, что никакая величина не может быть получена путем сложения того, что само по себе величины не имеет. Так, например, невозможно, чтобы две части какой-либо вещи, по отдельности не имеющие тяжести, произвели тяжесть, будучи сложенными вместе. Р. Гроссетест же интерпретирует Аристотеля в том смысле, что лишь конечное умножение чего-либо простого не производит никакой величины; умножение же бесконечное величину производит.

«Если каждая из двух частей не имеет никакой тяжести, то невозможно, чтобы обе вместе имели тяжесть; чувственные тела либо все, либо некоторые (например, земля и вода) имеют тяжесть… Стало быть, если точка не имеет никакой тяжести, то ясно, что ее не имеют и линии, а если линии — то и плоскости, откуда следует, что ее не имеет и ни одно из тел … Тяжесть не может состоять из частей, не имеющих тяжести» (Аристотель. «О Небе». III, 1, 299а 25—299Ь 15) (1).

«Всякая величина делима на величины (ибо доказано, что ничто непрерывное не может состоять из неделимых частей, а всякая величина непрерывна)…» (Аристотель «Физика» VI, 2, 232а 20) [1].

[5] «Также и сумма чисел… согласно любому из них».— То есть Р. Гроссетест утверждает, что бесконечная сумма чисел 1 +2-)-3+4+»- равна половине от бесконечной суммы чисел 24-4+64-+8-f- …, а бесконечная сумма чисел З+б+9+12+…в три раза больше бесконечной суммы чисел 1 + 2 + 3 + 4 + … и т. д.

[6] «Это, как я думаю … а линии из точек».— Диоген Лаэртский относит данное мнение к пифагорейцам: «Александр в „Преемствах философов» говорит, что в пифагорейских записках содержится также вот что. Начало всего — единица; единице как причине подлежит как вещество неопределенная двоица; из единицы и неопределенной двоицы исходят числа; из чисел — точки; из точек — линии; из них — плоские фигуры; из плоских — объемные фигуры; из них — чувственно воспринимаемые тела, в которых четыре основы — огонь, вода, земля и воздух… («О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов». VIII, 24—25) [ 2).

Аристотель же, когда критикует эту теорию в своем трактате «О Небе», опирается при этом на ее изложение в пропитанном пифагорейскими идеями платоновском «Тимее», например: «…Каждому, разумеется, ясно, что огонь и земля, вода и воздух суть тела, а всякая форма тела имеет глубину. Между тем любая глубина по необходимости должна быть ограничена природой поверхности; притом всякая плоская поверхность состоит из треугольников» ( Платон. «Тимей». 53с) [ 25). Аристотель полагает, что данная теория не верна, ибо противоречит тому, что всякая величина может состоять только из величин:

«…Имеются некоторые, кто всякое тело считает возникшим, полагая, что [тела] слагаются из плоскостей и разлагаются на плоскости … Что же касается сторонников последней теории, полагающих, что все тела состоят из плоскостей, то ясно с первого взгляда, сколько противоречий с математикой из нее вытекает, а между тем справедливо либо не ниспровергать математику, либо ниспровергать ее на основании принципов более достоверных, чем ее аксиомы. В частности, ясно, что по той же самой теории, по которой тела слагаются из плоскостей, плоскости должны слагаться из линий, а линии — из точек, и тем самым нет необходимости, чтобы частью линии была линия … стало быть, если точка не имеет никакой тяжести, то ясно, что ее не имеют и линии, а если линии — то и плоскости, откуда следует, что ее не имеет и ни одно из тел. А что точка действительно не может иметь тяжести — очевидно… В целом, [ по их теории], получается либо, что вообще нет никакой величины, либо по крайней мере, что [ всякая величина] может быть упразднена, поскольку точка относится к линии так же, как линия к плоскости, а плоскость — к телу: разлагаясь одно на другое, все они в конце концов разложатся на первичные [элементы], в результате чего могли бы существовать одни точки и ни одного тела» (Аристотель. «О Небе». III, 1, 299а—300а 10) [ 7].

Роберт Гроссетест, вопреки утверждению Аристотеля, стремится доказать, что пифагорейско-пла-тоновская теория, полагающая, что «тела состоят из плоскостей, плоскости из линий, а линии из точек», не противоречит мнению самого Аристотеля о том, что «величина состоит только из величин».

[7] «…и совсем в другом смысле о стороне … есть часть диагонали.»— По-видимому, имеется в виду одна из сторон параллелепипеда. Она меньше его диагонали, а потому о ней говорится, что она часть диагонали. Но насколько бы эта сторона ни увеличивалась, она никогда не станет равной диагонали, если только не сольется с ней полностью, но в таком случае никакого параллелепипеда уже не будет.

[8] «…об угле касания (angulus contingentiae) …» — Р. Гроссетест объясняет, что такое «угол касания» в своем трактате «De lineis, angulis et figuris seu de fractionibus et reflexionibus radiorum («О линиях, углах и фигурах, или О преломлениях и отражениях лучей»): «…Если одновременно с касательной линией (linea contingentiae) проводится линия сечения (linea incidentiue), проходящая через центр сферы, то она образует (facit) прямые углы, и из касательной линии и сферы с обеих сторон образуются (causantur) углы касания (anguli contingentiae) …» [77, S. 61]. То есть угол касания — это бесконечно малый угол между окружностью сферы и касательной к ней, который составляет часть прямого угла, образованного этой касательной и диаметром (линией сечения).

[9] «…сферическую форму…» — То, что шар есть самое совершенное из тел, а потому его форма более всего подходит для формы универсума, является общим местом во всей античной философии. Космос пифагорейцев, земля Анаксимандра, божество Ксенофана имеют сферическую форму.

Платон говорит, что Демиург сообщил Вселенной очертания, «какие были бы для нее пристойны и ей сродны … Итак, он путем вращения округлил космос до состояния сферы, поверхность которой всюду равно отстоит от центра, то есть сообщил Вселенной очертания из всех очертаний наиболее совершенные и подобные самим себе,— а подобное он нашел в мириады раз прекраснее того, что неподобно… Тело [космоса] было сотворено гладким, повсюду равномерным, одинаково распространенным во все стороны от центра, целостным, совершенным и составленным из совершенных тел» (Платон. «Тимей». ЗЗЬ—34b) [8].

То же утверждает и Аристотель: «Небо должно иметь шарообразную форму, ибо она более всего подходит к его субстанции и является первой по природе … Шар — [первая] из телесных фигур, ибо только он ограничен одной поверхностью, а многогранники — множеством…» (Аристотель. «О Небе». II.1,286b 10—25) [7].

[10] «…и из этого распростирания … все большему разрежению.»— В трактате «De motu corporal! et luce» («О телесном движении и свете») Р. Гроссетест говорит, «что первая телесная форма является первым телесным движущим началом (motivum). Она же есть свет…». Распространение же света путем самоумножения «является не движением, но изменением». Когда свет распростирает себя вместе с материей в разные стороны, «возникает разрежение материи, или ее возрастание» в объеме. Когда же свет, наоборот, сосредоточивает материю, «возникает сгущение или убывание» ее в объеме. «Когда же свет порождает себя в одном направлении, увлекая с собой материю, возникает перемещение.— А когда свет, существующий внутри материи, испускается наружу и то, что снаружи, впускает вовнутрь, возникает изменение. И из этого явствует, что телесное движение есть умножающая сила света» [11, S. 92].

[11] «…твердью (firmamentum) …» — «И назвал Бог твердь небом» (Быт. 1, 8).

[12] «Итак, после того, как … к центру вселенной».— После образования тверди направление распространения света меняется на прямо противоположное. Если раньше свет распространялся от центральной точки во все стороны, то теперь он, наоборот, излучается из каждой точки поверхности сферы по направлению ко всеобщему центру. Такое изменение произошло от того, что количество материи конечно. Свет, будучи формой, не отделимой от материи, не может далее распространяться во все стороны, после того как он распростер материю до такой степени, что она оказалась в максимальной степени разреженной, а следовательно, и не способной более распростираться вширь. Но с другой стороны, свету по самой природе его присуще постоянное самоумножение, а значит, он не может вовсе не распространяться. Таким образом, единственное направление, по которому в данной ситуации может распространяться свет, увлекая вместе с собой неотделимую от него материю, есть направление от поверхности образованной сферы к ее центру. Интересно заметить, что направленность распространения света в космогоническом процессе у Р. Гроссетеста прямо противоположна той, что описывается во второй книге Каббалы «Зогар» («Сияние», опубл. в XIII в. в Испании). В ней Эн-Зоф (не-нечто), являющийся первосветом, изначально наполняет собою все возможное пространство, или, точнее, он является самим этим мировым пространством. Но чтобы затем могло возникнуть что-либо другое, что не есть уже он сам как таковой, лервосвет концентрируется в себе самом и образует таким образом пустоту. И эту пустоту он наполняет истекающим из него светом, который все более ослабевает в соответствии со степенью его удаления от центральной точки.

[13] «И хотя высшая ее область … материей элементов».— Следует понимать в том смысле, что огонь (так же, как и воздух, вода и земля) не образовался из материи элементов так, что уже более ею не является, но он есть одно из состояний этой материи.

[14] «… тринадцать сфер …» — Структура космоса у Р. Гроссетеста вполне традиционна. Космос состоит из четырех сфер, образованных материей элементов: сферы Земли, Воды, Воздуха, Огня и девяти сфер, образованных пятой сущностью (эфиром),—сферы Луны, Меркурия, Венеры, Солнца, Марса, Юпитера, Сатурна, неподвижных звезд (тверди) и перводвигателя.

Подробно Р. Гроссетест касается темы космологии в трактате «De sphaera» («О сфере») гл. 1: «Наша задача а данном трактате заключается в том, чтобы описать геометрическую форму мироздания (figuram machimie mundi) и его центр, расположение и формы тел, его составляющих, движение высших тел и формы их орбит.

Итак, поскольку мироздание является сферическим, прежде всего необходимо сказать, что есть сфера.— Сфера же есть то, что получается в результате перемещения полукруга при его фиксированном диаметре до тех пор, покуда он не вернется в то положение, из которого начал движение.— Пусть дан полукруг АВС, пусть он обращается вокруг фиксированного диаметра АВ: очевидно, что своим движением он опишет такое тело, что все линии, исходящие из его центра, то есть из точки О к его окружности, будут равны; и это тело будет таковым, о котором мы говорим, что оно есть сфера.— И такое тело представляет из себя все мироздание.

Вообразим теперь, что вокруг центра О описывается полукруг DEF: очевидно, что поверхность между полуокружностью АВС и полуокружностью DEF, если она будет обращаться вокруг диаметра АВ, своим движением опишет тело, внешняя и внутренняя поверхности которого будут сферическими. И все это тело, сферическое внутри и снаружи, самотождественное по форме и расположению есть единое тело этого мира, которое философы называют пятой сущностью, или эфиром, или телом неба. В отличие от элементов оно движется по кругу. В нем содержатся семь планет и неподвижные звезды.

Теперь пусть описывается полукруг GHJ, снова имеющий в качестве центра т. О, но занимающий меньшую площадь: тогда поверхность, содержащаяся между полуокружностью DEF и полуокружностью GHJ, опишет тело, сферическое внутри и снаружи, примыкающее снаружи к пятой сущности, а внутренней своей стороной касающееся остальных тел. Такую форму и расположение имеет тело огня.

Опять же, поверхность, содержащаяся между полуокружностями GHJ и KLM, опишет своим обращением тело, по форме и расположению подобное телу воздуха.

Поверхность, содержащаяся между полуокружностями KLM и NRP, также опишет своим вращением тело, по телесной форме и расположению подобное телу воды.— Опять же обращение полукруга NRP опишет сферическое тело, содержащееся внутри вышеупомянутого тела и по форме и расположению подобное телу земли.— Однако, для того чтобы земные существа имели обиталище и пристанище, вода ушла в полости земли, и явилась поверхность земли, сухая и разделенная. Поэтому земля вместе с водами, в ней содержащимися, существует как единая сфера Земли» [ 11, S. 11—12].

Аристотель говорит о Земле следующее: «…Естественное движение частей и всей Земли направлено к центру Вселенной, именно поэтому Земля находится на самом деле в центре … Что касается формы Земли, то она по необходимости должна быть шарообразной, ибо каждая из ее частей имеет вес до (тех пор, пока не достигнет) центра, и так как меньшая (часть) теснима большей то они не могут образовать волнистую поверхность, но подвергаются взаимному давлению и уступают одна другой до тех пор, пока не будет достигнут центр» (Аристотель. «О Небе». II, 14, 296b 5—297а 10) [ 7].

[15] «… Пан …» — В греческой мифологии божество лесов, стад и полей, наделенное ярко выраженными хтоническими чертами, выявляющимися как в происхождении Пана, так и в его облике. Пан — сын Гермеса и нимфы Дриопы, которая ужаснулась, увидев сына, заросшего волосами и бородатого. Однако Гермеса и богов-олимпийцев развеселил его вид, и они нарекли младенца Пан (то есть «понравившийся всем», греч. pan «все», Hymn. Horn. XIX). В действительности имя Пан происходит от индоевропейского корня pus- paus- «делать плодородным», что соответствует функциям данного божества. В античной философии Пан представляется как божество, все в себе объединяющее (Hymn. Orph. XI; см. «Мифологический словарь». М., 1991).

[16] «… Кибела …» — В античной мифологии богиня плодородия, посевов и жатвы. Культ Кибелы как Великой матери богов имеет фригийское происхождение (см. «Мифологический словарь». М., 1991). Ср. слова Р. Гроссетеста со строками поэмы Лукреция:

Что до земли, то вовек лишена она всякого чувства,
Но, так как многих вещей в ней содержатся первоначала,
Может на свет выводить она многое способом разным.
Если же кто называть пожелает иль море Нептуном,
Или Церерою хлеб, или Вакхово предпочитает
Имя напрасно к вину применять, вместо нужного слова,
То уж уступим ему, и пускай вся земная окружность
Матерью будет богов для него, если только при этом
Он, в самом деле, души не пятнает религией гнусной
(Лукреций. «О природе вещей». II, 652—659) [б].

[17] «… плотного куба …» — Платон, описывая в «Тимее» геометрическую структуру элементов, утверждает следующее: «Земле мы, конечно, припишем вид куба: ведь из всех четырех родов наиболее неподвижна и пригодна к образованию тел именно земля, а потому ей необходимо иметь самые устойчивые основания» ( Платон. «Тимей». 55е) [ 8).

Аристотель же отвергает данную теорию: «Попытка придавать [ определенные] конфигурации простым телам абсурдна в целом … Если земля — куб на том основании, что она устойчива и покоится, а между тем покоится она не где попало, но в своем собственном месте, а из чужого — при отсутствии препятствий — движется — и то же самое справедливо для огня и остальных [элементов],— то ясно, что и огонь, и каждый из элементов в чужом месте будет шаром или пирамидой, а в своем собственном — кубом» (Аристотель. «О Небе». III, 8, ЗОбЬ 5—308а 10) [ 7].

[18] «Срединные же тела… различного умножения света.»— Весь конец третьей части трактата написан явно в неоплатоническом духе. Ср. Дионисий Ареопагит. «О Божественных Именах» (IV, 1—7) и «О Небесной Иерархии» (I, 1; III, I—3; VIII, 3) [ J]; Прокл, «Первоосновы теологии» (1, 2, 5, 11, 36, 58, 62, 71, 103, 112) [ 9]. Ср. также Ульрих Страсбургский: «…свет божественный есть единая природа, заключающая в себе униформно и абсолютно всякую красоту, наличную во всех сотворенных формах, ибо различие проистекает от вещей, воспринимающих их, и благодаря им форма в большей или меньшей степени удаляется в своем несходстве от первого умного света и помрачается; вот почему в ее различии не заключается красота форм, и красота эта порождается в едином умном свете, который есть всякая форма — умопостигаемая по природе своей, и чем чище имеет форма этот свет, тем она прекраснее и тем более подобна первому свету, становясь его образом или печатью подобия, а чем больше удаляется она от этой природы, становясь материальной, тем менее имеет красоты и тем менее сходна с первым светом» ( «Сумма о Благе») [ 5, С. 294].

[19] «… бестелесной движущей силы (virtute motiva incorporali) …» — Речь идет о перводвигателе. В трактате «De motu supercaelestium» («О движении наднебесных») Р. Гроссетест говорит: «Итак, поскольку, как сказано в VIII книге «Физики», все, что движимо, движимо или собою или другим, следовательно, и движимое первым движением, то есть круговым, движимо или собою или другим. Но поскольку все, что движимо другим, движимо двигателем извне, а это движимое не движимо двигателем извне (по той причине, что данное движение — первое, как указано в VIII книге «Физики», а первое движение недвижимо первым двигателем, так как не имеет вне себя двигателя, который в свою очередь был бы неподвижным), то ни существенным, ни привходящим образом это движимое так движимо быть не может. Итак, это движимое не будет движимо другим, следовательно, оно будет движимо собою.— Но как указано в VIII книге «Физики», задача которой состоит в том, чтобы объяснить, что есть то, что движимо собою, движение это слагается из двигателя и движимого, причем двигателя, отделенного от движимого по обозначению, а не по бытию. Тогда, поскольку движимое собою слагается из двигателя и движимого таким образом, что двигатель по бытию не отделяется от движимого, то, следовательно, оно утверждается посредством самого себя, подобно тому, как это установлено в живых существах». [11, S. 93].

Сам Аристотель доказывает необходимость существования перводвигателя так: «Если же необходимо, чтобы все движущееся приводилось в движение чем-нибудь — или тем, что приводится в движение другим, или тем, что не приводится, и если тем, что приводится в движение другим, то необходимо должен быть первый двигатель, который не движется другим, и если он первый, то в другом нет необходимости [ невозможно ведь, чтобы движущее и движимое другим составляло бесконечный ряд, так как в бесконечном ряду нет первого]. И вот если, таким образом, все движущееся приводится в движение чем-либо, а первый двигатель не приводится в движение [ ничем] другим, то необходимо, чтобы он приводил в движение сам себя» (Аристотель. «Физика». VIII, 5, 25ба 10—20) [ 1).

[20] «… бестелесная сила интеллигенции, или души …» — В трактате «О сфере» Р. Гроссетест утверждает, что «действующая причина (causa efficiens) движения» Неба «есть душа мира» [11, S. 13]. Таким образом, он отождествляет мировую душу Платона, учившего, что в центре космического тела «построивший дал место душе, откуда распространил ее по всему протяжению и в придачу облек ею тело извне» (Платон. «Тимей». 34Ь) [8] с перводвигателем Аристотеля. Однако сам Аристотель этого не делал: «Столь же невероятно, что оно [Небо.— Л. ZZ7.J пребывает вечным под принуждающим действием души: жизнь, которую вела бы при этом душа, равным образом не могла бы быть беспечальной и блаженной. В самом деле, коль скоро она движет первое тело не так, как ему свойственно двигаться от природы, то движение должно быть насильственным, а коль скоро она движет его еще и непрерывно, то должна быть лишена досуга и не знать никакого интеллектуального отдыха…» (‘\ристотель. «О Небе». II, 1, 284а 25—30) [7].

[21] «… обращение комет … морские течения …» — Сходное мнение о природе комет высказывал еще Аристотель ( «Метеорологика». I, 7, 344а—30) [1]. Однако он приводил совершенно другие объяснения существования морских течений («Метеорологика» II, 1, 354а—10—30) [ 7].

[22] «Сами же небесные сферы … могут двигаться».— По Аристотелю, совершенное круговое движение присуще телам, состоящим из пятой сущности. Телам, состоящим из материи элементов, присуще прямолинейное движение: огню и воздуху — вверх, земле и воде — вниз. «Всякое движение в пространстве (которое мы называем перемещением) [ движение] либо прямолинейное, либо по кругу, либо образованное их смешением, ибо простыми являются только эти два [ движения] по той причине, что среди величин простые также только эти: прямая и окружность … Круговое движение по необходимости должно быть первичным … Движение по прямой принадлежит простым телам (так, огонь по прямой движется вверх, а тела, состоящие из земли,— вниз, к центру), то и круговое движение также по необходимости должно принадлежать какому-то простому телу…» (Аристотель. «О Небе». I, 2, 268b 15, 2б9а 20—25) [1]. Оно принадлежит эфиру (пятой сущности), а потому «первое из тел вечно и не испытывает ни роста, ни убыли, но является нестареющим, качественно не изменяемым и не подверженным воздействиям…» (Аристотель. «О Небе». I, 3, 270b) [7]. Из кругового движения Неба естественно следует его сферичность. Р. Гроссетест, видимо, ссылаясь на «О Небе». II, 287а 25—30) [У], пишет в трактате «О сфере»: «Относительно пятой сущности Философ указывает, что она сферична, так как необходимо, чтобы прямые движения, которые суть движения тяжелых и легких элементов, сводились к круговому движению, которое по необходимости есть движение пятой сущности. Но если она движима по кругу, то она по необходимости сферична, так как если бы она была с углами, то неизбежно было бы пустое место» [11, S. 12].

[23] «Форма» в силу… целое и совершенное есть десятка».— Изложенная в пятой части трактата теория чисел Р. Гроссетеста носит явно пифагорейский характер. В пифагорейском учении единице как целостному началу противостоит двоица, которой присущи неопределенность, неупорядоченность, безграничность, то есть те же свойства, коими обладает первоматерия. Числам же 4 и 10 уделялось особое внимание. Если единица соответствует точке, то две точки дают линию, то есть протяжение; три точки — плоскость; а четыре — четырехгранную пирамиду (тетраэдр), то есть первую пространственную фигуру. К тому же отношения главных гармонических интервалов к основному тону выражаются при помощи первых четырех чисел. А потому одна из акусм называет четверицу гармонией. Декада же является суммой первых четырех чисел натурального ряда (то есть точки, линии, плоскости и тела), объединяя в себе все четыре формы существования пространственно-телесного мира. К тому же в числе 10 одинаковое количество простых и сложных, четных и нечетных чисел. См. Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. М., 1989; Жмудь Л. Я. Пифагор и его школа. Л., 1990.

[24] «… пять пропорций …» — Имеются в виду открытые Пифагором гармонические интервалы: октава (2 : 1), квинта (3 : 2) и кварта (4 : 3), к которым, по свидетельству Боэция (18 А 14), Гиппас добавил еще двойную октаву (4 : 1) и дуодециму, состоящую из октавы и квинты (3 : 1). См. Жмудь Л. Я. Ук. соч. Согласно пифагорейцам, а также Платону («Государство» б16Ь—617, «Тимей» 35с—36d) [8], по этим пропорциям строится и так называемая гармония сфер. Однако Р. Гроссетест о ней не упоминает, видимо зная о критическом отношении к данной теории Аристотеля: «…Утверждение, согласно которому движение [ светил] рождает гармонию, поскольку, мол [ издаваемые ими], звуки объединяются в кон-сонирующие интервалы, при всей своей остроумности и оригинальности, тем не менее, не верно» (Аристотель. «О Небе». II, 9, 290Ь 10—291а 23) [ 7]. Планеты не могут издавать при движении никаких звуков, ибо «орбиты движутся, а звезды [планеты.—А. Ш.) покоятся и перемещаются вместе с орбитами, к которым прикреплены…» (Аристотель. «О Небе». II, 8, 289b30) [I].