Автор: Венгер А.
Название: Община русских католиков.
Венгер А. Рим и Москва: 1900-1950/ пер. с фр.; предисл. Н. Струве. — М., Русский путь, 2000. С. 60-64.
Клириками этой общины стали Алексий Зерчанинов, Евстафий Сусалев и Иоанн Дейбнер, а мирянами — несколько представителей русской аристократии. Их советниками и духовными наставниками были отцы Борен и Буа.
Не похожи судьбы каждого из этих трех русских священников. О. Алексий Зерчанинов, рукоположенный в Православной Церкви, перешел в католичество в итоге личных религиозных исканий. О. Евстафий Сусалев был рукоположен у старообрядцев Белокриницкого согласия, восстановивших себе иерархию. Для того чтобы благословить переход Сусалева в католичество, Льву XIII пришлось провести расследование о законности этой иерархии. Рим признал законность хиротонии о. Евстафия, и он был принят в лоно Католической Церкви в сущем сане.
Отец Иоанн Дейбнер происходил из знатной семьи, занимавшей шестое место в чине русского дворянства, в котором насчитывалось двенадцать степеней. Получив юридическое образование, в 1899 году под влиянием Соловьева он принял католичество. Дейбнер женился на француженке Мари Паннэ, родом из Франш-Конте. Это была очень благочестивая и смелая женщина. Служить ему довелось под началом Столыпина, тогда — саратовского губернатора. Духовник Дейбнера, настоятель петербургского католического храма св. Екатерины, посоветовал ему встретиться с Андреем Шептицким, митрополитом Лембергским (Львовским). Восточная Галиция, столицей которой был Львов, входила в то время в Австро-Венгерскую империю. Митрополит Андрей, горячо увлеченный идеей создания в России униатской Церкви, рукоположил его во священника и приписал к своей епархии. Вернувшись в Россию, о. Иоанн Дейбнер служил сперва тайно, но, устав от конспирации, ко всеобщему удивлению попросил скромный пост мирового судьи в небольшом сибирском местечке, недалеко от Тюмени. Именно там, в Ильинском Тобольске, 15 августа 1899 года родился Александр Дейбнер, которому предстоит еще оказаться в центре нашего повествования: став секретарем монсеньора д’Эрбиньи, в 1932 году он был обвинен в шпионаже в пользу Советского Союза.
В 1905 году, благодаря принятию закона о веротерпимости, о. Иоанн Дейбнер смог открыто заявить о своей принадлежности к Католической Церкви. Он вернулся в Петербург, где примкнул к католической общине. Дейбнер не сразу покинул гражданскую службу, исполняя обязанности смотрителя благотворительных заведений вдовствующей императрицы Марии Федоровны, но потом ушел в отставку, чтобы целиком посвятить себя священнослужению.
Священникам, пришедшим в Католическую Церковь столь разными путями, было не так просто найти общий язык. Великой заслугой Наталии Ушаковой является то, что она смогла сохранить единство общины и позаботилась о ее материальном обеспечении в годы войны и в тяжелое время революции. Кроме того, что Ушакова была поистине неутомима в своих трудах по созданию и сохранению католической общины, нам известно о ней сравнительно немного. Она была кузиной Петра Аркадьевича Столыпина, который 9 мая 1906 года стал председателем Совета министров; Солженицын без колебаний называет это назначение настоящим чудом в русской истории. По причине дружбы, которую Столыпин всегда питал к своей кузине, это назначение является также чудом и для нашей истории. Как говорится в одном польском исследовании , Наталия
Ушакова, внучка киевского генерал-губернатора генерала Драгомирова, своим обращением в католичество была обязана тайному иезуиту о. Пыдынковскому, который интересовался также о. Алексием Зерчаниновым, перешедшим в Католическую Церковь с помощью о. Фульмана (в своих письмах Неве называет его Фюрманом), служившего тогда священником прихода ссыльных поляков в Нижнем Новгороде, а позже стал епископом Люблинским. Наталия Ушакова скончалась от рака желудка летом 1918 года, примерно в то же время, что и мать Леонида Федорова.
Нелегко было двум ассумпционистским монахам возгревать духовную жизнь столь разношерстной группы, вызывавшей своей подчеркнутой русскостью и приверженностью восточному обряду враждебное отношение поляков и неминуемо — настороженность православных. Пользуясь поддержкой некоторых кругов русской аристократии, они старались держать Святой Престол в курсе положения этого ядра русских католиков. Их донесения попадали в Рим или обычным путем — с письмами, адресованными о. Эмманюэлю, — или же через людей, отправлявшихся за пределы России. Чаще всего отцы использовали свои каникулы в Европе для того, чтобы приехать в Рим и лично проинформировать обо всем статс-секретаря кардинала Мерри дель Валя.
В феврале 1908 года о. Борен составил для статс-секретариата очень четкое донесение о силах общины и перспективах дальнейших действий. К «силам» он относил троих уже известных нам священников — Алексия Зерчанинова, Иоанна Дейбнера, Евстафия Сусалева. Борен упоминает также о. Веригина, совершавшего служение в русских часовнях в По и Биаррице; он был личным другом князя Белосельского, который доставил доклад Борена в Рим. Наконец, о. Федоров — будущий архимандрит и мученик, о котором Борен сказал в 1908 году: «Это сила для будущего».
Все эти священники находились в каноническом подчинении у митрополита Андрея Шептицкого. Однако митрополит, живший в Лемберге (Львове), в Австрийской Галиции, не являлся русским подданным и не мог официально осуществлять юрисдикцию на территории России, тем более что Святой Престол был связан с Россией конкордатом. В 1907 году Шептицкий совершил тайную поездку к петербургским католикам, но об этом стало известно полиции. Правительство было возмущено и заняло враждебную позицию по отношению к этой маленькой общине.
В докладе говорится также о двух священниках, которые называют себя «сочувствующими». Это иезуит о. Урбан, который находился в Петербурге всего шесть месяцев, но подпал под польское влияние. «Мы позволяем о. Урбану, — пишет Борен, — ополячиваться сколько ему угодно, а сами все больше и больше работаем с русскими». Другой сочувствующий — о. Штерк: для этого немецкого бенедиктинца обряд имеет прежде всего археологическую ценность; он проповедует восстановление обряда в таком виде, каким он был в IV веке. В Риме о. Штерк сопротивлялся «русской идее»: по его мнению, не следовало допускать создания Католической Церкви славянского обряда; верных, принимавших католичество, следовало латинизировать. Исключение, считал о. Штерк, можно было предоставить для священников: они могли бы служить в своем обряде, но при этом не получали .бы приходов.
В большей степени, чем священники, потенциал группы составляли миряне. Помимо Наталии Ушаковой, это были князь Белосельский, княгини Елена Долгорукова и Мария Волконская, сестра помощника председателя Думы, жившая, однако, в Риме, девицы Гончарова и Яновская (студентка университета), а также г-жи Потемкина, Федорова (мать будущего экзарха Леонида). Есть и сочувствующие — граф Бобринский, князь Оболенский, который 15 октября 1905 года сменил Победоносцева на посту обер-
прокурора Святейшего Синода, но спустя два года по причине своих либеральных взглядов и терпимости вынужден был покинуть этот пост; наконец, Хомяков — брат председателя Думы.
Много препятствий создают поляки, которые плетут интриги, стараясь показать себя в глазах Рима «народом-мучеником». Они считают, что славянский обряд отдаляет от Рима и приближает к схизматикам. «Поляки, — отмечает о. Борен, — ловкие дипломаты и опытные интриганы».
Что касается отношения русской прессы к восточному обряду, то оно чаще всего враждебно. Пресса обрушивается на галицких униатов, требующих восстановления Каменецкой кафедры, униатской Холмской епархии, а также — провозглашения Львовского митрополита униатским патриархом.
В конце доклада говорилось о финансовом положении общины и о той помощи, в которой она нуждалась. Помощь эта была бы, во всяком случае, более оправданна, чем «та, которую получают от Конгрегации пропаганды монахини, занимающиеся воспитанием юных светских барышень и при этом не только никого не обращающие в католичество, но даже не дающие основы катехизации». Весной 1908 года князь Белосельский отвез этот доклад в Рим. Он остановился у своей племянницы, княгини Волконской. О.Борен просил устроить князю аудиенцию у Пия X и у статс-секретаря кардинала Мерри дель Валя. Все это должно было остаться вне поля зрения двух русских послов, один из которых — при Святом Престоле — Сазонов, возможно, даже имел прокатолические симпатии. «Устройте ему встречу с кардиналами Ваннутелли и Бениньи, — продолжает о. Борен в письме о. Эмманюэлю. — Рамполла слывет чрезмерным полонофилом; полагаю, так оно и есть. Было бы хорошо, если бы Белосельский повидался и с ним».