Возникновение раннехристианской литературы.

Название: Возникновение раннехристианской литературы. Апокрифические евангелия новозаветной традиции.

Проблема определения времени и места возникновения древней христианской литературы, особенностей ее жанров, истоков и источников книг, как признанных, так и не признанных церковью священными, в современной науке до конца не решена ‘. В Новый завет — собрание почитаемых всеми христианами книг — входят двадцать семь произведений: четыре евангелия (от Матфея, Марка, Луки и Иоанна), <Деяния апостолов>, двадцать одно послание апостолов.. Авторство четырнадцати из них церковь приписывает апостолу Павлу (они адресованы тем или иным христианским общинам или конкретным людям), имеются также Послание Иакова, два Послания Петра, три Послания Иоанна и Послание Иуды: их принято называть <соборными> или <католическими>, т. е. адресованными всем христианам. Завершает Новый завет Откровение Иоанна Богослова. Тексты Нового завета считаются каноническими (<нормативными>), церковь провозглашает их боговдохновенными. Написаны они на греческом языке — разговорном языке многих восточных провинций Римской империи (хотя в самой Палестине, где появились первые христианские проповедники, говорили преимущественно по-арамейски).
Однако писания Нового завета были лишь незначительной частью обширной христианской литературы, создававшейся в I — III вв., т. е. до признания христианства официальной религией. Христианские писатели конца II — IV в. упоминают, цитируют, пересказывают различные евангелия: от Петра, от Андрея, от Варфоломея, два евангелия от Фомы, совершенно различные по содержанию, Евангелие от Марии. Во фрагменте письма богослова Климента Александрийского (ок. 200 г.) говорится, что имели хождение и три евангелия от Марка: каноническое (признанное), <подложное> (написанное неким проповедником по имени Карпократ) и тайное евангелие (написанное якобы самим Марком для <избранных>) ‘. Некоторые евангелия названы по тем христианским группам, среди которых они почитались (хотя, возможно, в их подлинных названиях также стояло имя какого-либо апостола), например Евангелие евреев, Евангелие египтян. Епископ Лугудуна (совр. Лион) Ириней (1-я пол. 11 — нач. 111 в.) в своем сочинении <Против ересей> с возмущением пишет, что последователи Валентина (крупнейший представитель религиозно-философского течения в христианстве — гностицизма) <дошли до такой степени дерзости, что свое недавнее сочинение назвали Евангелием Истины> (111.11) ‘.
Кроме евангелий в произведениях христианских писателей упоминаются и другие, не вошедшие в Новый завет книги, которые почитались разными христианскими группами как источники вероучения: Апокалипсис Петра, Апокалипсис Павла, деяния некоторых апостолов (Павла, Филиппа, Андрея), послания, <Пастырь> Гермы и др. Археологические раскопки конца Х1Х — начала ХХ в. открыли фрагменты и целые сочинения, не признанные церковью. Самым крупным среди этих открытий была библиотека христиан-гностиков из Наг-Хаммади (Египет) . Для того чтобы понять длительный и сложный процесс разделения священных книг христиан на признанные и непризнанные (канонические и апокрифические), нужно прежде всего представить себе особенности формирования раннехристианской литературы в целом.
Первые христианские проповедники меньше всего думали о записи своего учения. Можно сказать, что и учение в точном смысле слова до конца 1 в. еще не сложилось. Странствующие пророки передавали то, что было известно им о спасителе, распятом в Иудее во время правления императора Тиберия (14 — 37), помазаннике божием Иисусе Христе, в воскресение которого они уверовали. Христианские проповедники использовали в качестве образца бытовавшие в иудейской среде притчи, поучения, рассказы об отдельных эпизодах из жизни знаменитых учителей (рабби). Так создавалась устная христианская традиция.
Само слово <евангелие> (греч. <благая весть>) первоначально в представлениях последователей Иисуса означало проповедь, раскрывающую смысл новой веры. В посланиях Павла, в частности в Послании к Галатам, автор выступает против тех проповедников, которые, с его точки зрения, искажают смысл <благой вести> об Иисусе. Он предает анафеме тех, кто благовествует (в греческом тексте употреблен глагол <евангелидзо>) <не то, что мы благовествовали вам>, и добавляет: <Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое> (1.8, 11) . Во Втором послании к Коринфянам имеется сходное словоупотребление: <Ибо, если бы кто, пришел, начал проповедывать другого Иисуса, которого мы не проповедывали… или иное благовестие (евангелие.- Сост.), которого мы не принимали,- то вы были бы очень снисходительны к тому. Но я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка против высших ‘ Апостолов> (11.4,
5). В Послании к Римлянам сказано: <В день, когда, по благовествованию моему, Бог будет судить тайные дела человеков…> (2.16). Из приведенных отрывков ясно видно, что для автора евангелие ни в коей мере не было писанием. Само слово <евангелие> в языческом окружении христиан было связано с культом императора: в надписях, прославлявших Августа (27 г. до и. э.- 14 г. н. э.), день его рождения был назван началом <многих благовестий> ‘. Восприняв подобную терминологию, христиане придавали ей принципиально иной смысл: не <благовестия> о вполне земных делах императора, а единственная <благая весть> об Иисусе — спасителе и сессии — стала содержанием христианской проповеди.
Проповедники выступали прежде всего в синагогах, существовавших в городах восточных провинций, а также в частных домах, под открытым небом, в опустевших ремесленных мастерских. Такая картина вырисовывается из <Деяний апостолов> и некоторых других произведений, в том числе и антихристианских ‘. В произведении <Дидахе> (Учение двенадцати апостолов), созданном, по всей вероятности, в начале 11 в., говорится о странствующих апостолах: <Всякий апостол, приходящий к нам, пусть будет принят как Господь. Пусть он не остается больше одного дня; а если будет надобность, то и другой (день); но если он пробудет три, то он лжепророк… Уходя пусть апостол ничего не возьмет, кроме хлеба до места ночлега> ‘.
Устная традиция продолжала сушествовать и в тот период, когда появились первые писания. Евсевий Кесарийский (IV в.) в <Церковной истории> приводит слова христианского писателя Папия (1-я пол. 11 в.) из Гиераполя (Малая Азия), который собирал устные предания: <…если мне случалось встретить кого-либо, общавшегося со старцами, то я заботливо расспрашивал об учении старцев, например, что говорил Андрей, что — Петр, что — Филипп, что — Фома или Иаков… Ибо я полагал, что книжные сведения не столько принесут мне пользы, сколько живой и более внедряющий голос> (Евсевий. Церковная история (Historia ecclesiastica) . III.39. Далее: НЕ) .
Выявлению истоков древней христианской традиции способствовало применение научных методов, известных как <критика текста> и <критика формы> ‘. Детальнее всего они были разработаны на анализе первых трех евангелий Нового завета, которые принято из-за их сходства называть <синоптическими>. Первый метод существует с конца Х1Х в.; <критика формы> возникла уже в ХХ в. Оба они ставят своей целью перейти от изложенного в евангелиях учения Иисуса к самому учению, к его аутентичному ядру. Сравнивались тексты евангелий от Матфея, Марка, Луки (с учетом рукописных вариантов), анализировалась грамматика, лексика, синтаксис евангелий. Сторонники <критики текста> предлагали обнаруженное в результате подобного сравнения общее положить в основу реконструкции первоначального текста. Однако, как ни важны были наблюдения над аналогиями и расхождениями в евангелиях, все же найтн исчерпывающее объяснение их путем дробления текста на фразы и слова и конструирования архетипа оказалось невозможным. Поэтому ученые для подтверждения своих гипотез об источниках синоптических евангелий обращались к их общим характеристикам, к их связям с идейной жизнью эпохи.
Обращение к подобным параллелям с 20-х годов нынешнего века стало принципом исследования, легло в основу метода, обозначенного в немецкой литературе Formgeschichte. Сторонники этого метода искали следы устной традиции, к которой восходили евангелия. Для этого каждое из них разбивали на отдельные сюжеты, изучая их форму, а от нее шли к восстановленив мотивов и характера тех поучений, частью которых был сюжет, включенный в теологическую систему евангелиста. В евангелиях стремились выявить различные этапы формирования христианской традиции. В них видели теологически мотивированный рассказ, а не историческое повествование, считали, что в их основе лежит множество источников, что записи текста предшествовала живая устная передача. Были выделены разные блоки традиции: речения Иисуса, поучительные истории (притчи), рассказы о чудесах, сотворенных Иисусом. Составной частью традиции считались и повторяющиеся из проповеди в проповедь цитаты из иудейских священных книг, прежде всего из пророков.
Длительное господство устной традиции (нес­колько десятилетий после гибели проповедника Иису­са ‘) объясняется рядом причин. Первые <апостолы и пророки>, последователи его учения, продолжали считать себя иудеями по вероисповеданию, для них священным писанием были книги, включенные в Ветхий завет. Для христиан священным текстом был перевод иудейской Библии на греческий язык, сделанный в Александрии Египетской в 111 в. до н. э. —
так называемая Септуагинта «. Септуагинта была признана боговдохновенной иудеями, жившими вне Палестины, многие из которых уже не знали древне­еврейского языка. Септуагинту использовали в своих произведениях Иосиф Флавий и Филон Александрий­ский. Святость <Закона и Пророков>, как обычно христиане обозначали иудейские религиозные книги, доступные благодаря Септуагинте, не позволяла дол­гое время создавать новые священные книги.
В науке существует точка зрения, правда необ­щепринятая, что первыми записями, сделанными христианами, были сборники цитат из Ветхого завета, прежде всего тех, где речь шла об ожидаемом мес­сии (так называемые свидетельства — тестимонии) «. Впрочем, цитаты могли проповедниками заучиваться: со времени появления клинописной и иерогли­фической письменности существовала практика пе­редачи содержания письменного памятника вслух наизусть.
У первых христиан не было потребности в запи­си своих проповедей еще и потому, что они ждали скорого прихода воскресшего Иисуса <во время сие>, как сказано в Евангелии от Марка (10.30). Главным для них было проповедовать новое учение, готовясь к установлению царства божия на земле. В античном мире роль устного слова была исключительно велика: политические ораторы выступали на народ­ных собраниях, поэты читали свои стихи на площадях, пророки и предсказатели произносили речи на сту­пенях храмов. Устное слово оказывало большее воздействие на верующих, чем писаное, недаром первые христианские тексты были предназначены для чтения вслух в собрании верующих. Как отмечает С. С. Аве­ринцев, <литературное слово евангельских текстов, тоже очень простое и необработанное, есть по своей внутренней установке обрядовое слово, словесное <действо>, <таинство>. Оно предполагает скорее за­учивание наизусть, ритмическое и распевное произне­сение и замедленное вникание в отдельные единицы текста, чем обычное для нас читательское восприя­тие> «.
Между устными проповедями различных пропо­ведников существовали расхождения. Как пишет ан­глийский исследователь П. Джонсон, раннее хрис­тианство с самого начала представляло собой мно­жество вариантов, часто имевших мало общего, хотя все они концентрировались вокруг веры в вос­кресение спасителя; каждая группа имела свою <историю Иисуса> «. Наиболее явным и резким стало расхождение между палестинскими христианами, а также теми христианами вне Палестины, которые соблюдали иудейскую обрядность, и христианами из язычников, против этой обрядности выступавших.
В условиях, когда пророчества о конце этого мира и наступлении царства божия на земле оказы­вали на верующих огромное эмоциональное воздейст­вие, когда все надежды на спасение, на уничтоже­ние зла и несправедливости были связаны именно со вторым пришествием, кажется естественным появле­ние так называемых откровений, т. е. описаний ви­дений, возвещающих конец мира, действующих на воображение причудливыми образами и символами, ставших одним из первых жанров христианской ли­тературы. Вероятно, самым ранним из записанных пророчеств явилось Откровение Иоанна. Оно начи­нается как наставление, в котором порицаются одни христиане, одобряются другие, но затем автор пере­ходит к описанию видений Страшного суда, перепол­ненному символами, аллегориями, устрашающими образами того, <чему надлежит быть после сего> (4.1). Автор Откровения Иоанна широко использует образы пророчеств, знакомые христианам из иудеев (а именно им адресовано это писание). Так, в книге пророка Даниила сказано: <И слышал я, как муж в льняной одежде, находившийся над водами реки, подняв правую и левую руку к небу, клялся Живу­щим во веки, что к концу времени и времен и полу­времени и по совершенном низложении силы народа святого все это совершится> (12.7); а в Апокалип­сисе: <И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу И клялся Жи­вущим во веки веков… что времени уже не будет> (10. 5 — 6) . Подобные примеры можно привести и из других пророческих книг ‘ .
Откровение Иоанна написано в 68 — 69 гг.’ Возможно, что оно было отредактировано переписчиками в середине 90-х годов, уже после падения Иеру­салима в 70 г. в результате поражения 1 иудейского восстания против римлян. Эта дата приведена у Ев­севия Кесарийского со ссылкой на Иринея (НЕ. III.18) .
В дальнейшем появились и другие откровения: Апокалипсис Петра, описывающий видение рая и ада, <Пастырь> Гермы (название свое это произведение получило по описываемым автором видениям, где действует человек в одежде пастыря), в нем при­водятся притчи и наставления, носившие этический характер.
Апокалиптическая литература была предназна­чена для чтения вслух. В нее нужно было <входить> эмоционально: интонационная выразительность чтеца должна была усиливать воздействие страшных, таин­ственных описаний, и само это <вхождение> пред­ставлялось мистическим действом.
Христианским проповедникам приходилось не только произносить устные проповеди, но и писать послания, разъясняя учение, которое они считали истин­ным, переубеждая, давал конкретные советы, хваля или, наоборот, порицая. Послания эти адресовались тем христианским группам, к которым проповедник не мог прийти; они должны были читаться на собра­ниях верующих (Колос. 4.16) .
К самым ранним относятся послания, связанные с именем Павла, сыгравшего весьма заметную роль в становлении христианского учения. Павел (Савл) был родом из Тарса, происходил он из семьи пересе:бив­шихся иудеев, получивших римское гражданство, был воспитан в духе фарисейства и первоначально при­надлежал к гонителям христиан, а затем стал фана­тичным сторонником нового учения. Из 14 посланий, автором которых церковь считает Павла, 9 адресовано конкретным христианским общинам, 4 — отдельным лицам; особняком стоит Послание к Евреям, последнее по месту расположения среди Павловых посланий; кроме того, существовало Послание к Лаодикийцам, не признанное церковью. Не все новозаветные посла­ния признаются современной наукой написанными самим Павлом, сравнительный анализ текста посланий позволил выделить в качестве подлинных лишь несколько «. Безусловно, не принадлежат самому Павлу Посла­ние к Эфесянам, которое, по мнению большин­ства ученых, создано уже после смерти Павла его последователями (стилистически оно существенно от­личается от ранних посланий), и Послание к Евреям, в авторстве которого сомневались уже христианские писатели II — IV вв. (Ориген, Тертуллиан).
Послания Павла связаны с жанром поучений, издавна существовавшим в ближневосточной литера­туре; оказала на него влияние и античная форма философских рассуждений, написанных в форме по­сланий, адресованных какому-либо лицу (например, <Письма к Луцилию> философа Сенеки) . Но в отличие от поучений и трактатов послания Павла — действи­тельно письма, направленные конкретным группам христиан с упоминанием конкретных лиц и событий. Это придает им особую живость, острую полемичность.
Послания Павла, когда они писались, не были <священными книгами>, хотя и почитались в отдель­ных христианских общинах. Во Втором послании Петра, созданном во 11 в. (возможно, это самое позд­нее из произведений Нового завета), по поводу писа­ний Павла сказано, что в них <есть нечто неудобовра­зумительное> (3.16). Христиане, не рвавшие с иудаиз­мом, очень резко выступали против Павла, считая его отступником от Закона; не исключено, что именно для полемики с ними, для отстаивания авторитета Павла его послания были собраны и отредактированы на рубеже I — II вв.
В посланиях Павла встречаются ссылки на сло­ва, произнесенные Иисусом, которые, как и цитаты из пророков, были для христиан священными. В настоя­щее время принято считать, что именно речения Иису­са (логии) стали первой записью устной традиции. Вероятно, было сделано несколько записей в разных общинах. Папий посвятил логиям специальное сочине­ние <Изъяснение Господних изречений>; он же говорит о том, что Матфей записал изречения Господни на еврейском языке, а переводил их кто как мог » — «.
Вопрос об источниках новозаветных евангелий весьма сложен; первые три евангелия излагают историю
и учение Иисуса близко друг к другу. Евангелие от Мар­ка, самое краткое, вероятно, легло в основу евангелий от Матфея и от Луки; то, что выходит за рамки содер­жания второго евангелия,. взято, по мнению многих исследователей, из какого-то не дошедшего до нас источника (он так и называется в научной литерату­ре — Q, от латинского Quelle — источник), состояв­шего из отдельных речений «. Кроме того, вероятно, существовали записи речений, которыми пользовался автор Евангелия от Марка, не знавший Я.
В 1897 г. в Оксиринхе (Египет) были найдены на папирусе восемь изречений на греческом языке, каждое из которых начиналось словами: <Говорит Иисус>. В 1904 г. обнаружили еще шесть изречений.
Многие из речений, которые удалось прочесть, совпа­дают с найденным позже (уже после второй мировой войны) среди библиотеки египетских гностиков Еван­гелием от Фомы, сохранившимся на коптском языке; это евангелие первоначально (нач. II в.) было написано на греческом, а затем переведено на коптский. Не исключено, что логии из Оксиринха представляют собой фрагменты этого евангелия (или его варианта). Некоторые речения в Евангелии от Фомы близки к ре­чениям новозаветных евангелий и тоже, по мнению американского исследователя Эдвардса, восходят к Я. Когда были записаны решения, сказать с точностью трудно, возможно, перед 1 иудейским восстанием, во всяком случае до создания евангельских рассказов, которые были записаны уже после разгрома Иеруса-
лима. Первые записи, поскольку они фиксировали сло­ва Иисуса, по всей вероятности, были анонимны. Как и цитаты из ветхозаветных книг, эти решения вставля­лись в устные проповеди в разный контекст и в разных вариантах.
Вероятно, к самым ранним логиям восходят зна­менитые речения из Нагорной проповеди Евангелия от Матфея: <Блаженны нищие духом, ибо их есть Цар­ство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешат­ся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся> (5.3 — 6). Они имеют аналогии в Евангелии от Луки и в Евангелии от Фомы (в последнем они приведены в виде отдельных, не связанных друг
с другом речений). Сопоставление этих трех евангелий позволяет ясно представить себе, как использовались
речения различными авторами: <…блаженны нищие «, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь> (Лк. 6.20 — 21). <Иисус сказал: Блаженны бедные, ибо ваше царствие небесное; Иисус сказал: Блаженны вы, когда вас ненавидят (и) вас преследу­ют. И не найдут места там, где вас преследовали; Иисус сказал: Блаженны те, которых преследовали в их сердце; это те, которые познали Отца в истине. Блаженны голодные, потому что чрево того, кто жела­ет, будет насыщено> (Фома. 59, 72, 73).
В основе всех этих эсхатологических обещаний лежит возглашение блаженства нищим (бедным), го­лодным, преследуемым. Выражение Матфея <нищие духом> соответствует аналогичному выражению из кумранской рукописи (возможный вариант чтения — кроткие духом) «. Одно из объяснений этого выра­жения — <нищие по духу> (т. е. добровольно) -«. Решение <блаженны кроткие…> восходит к ветхозаветному псалму: <А кроткие наследуют землю и насладятся множеством мира> (36.11), которому в христианском писании придан эсхатологический смысл (имеется в виду: наследуют землю после Страшного суда). Оба этих речения приведены у Матфея, по всей вероятно­сти, в наиболее ранней версии, восходящей к иудео­христианским записям. В Евангелии от Луки в соот­ветствии с его обшей тенденцией сочувствия к бедня­кам «», выделения темы сострадания — решения упрощены: блаженны просто голодные и жаждущие; нет цитаты из ветхозаветного псалма «. У Фомы в речение о преследуемых (оно у него продублировано) вставле­ны слова <те, которые познали Отца в истине:> (т. е. речь идет не о преследуемых вообще, а о тех, кто познал <истину>). Кроме того, в Евангелии от Фомы прибавлено обещание блаженства <избранным> (в духе гностических учений): <Блаженны единственные и избранные, ибо вы найдете царствие. Ибо вы от него, (и) вы снова туда возвратитесь> (54) . Харзктер­но, что это речение помещено в тексте раньше речения о блаженстве бедным: оно как бы дает направление для толкования тех речений, текст которых остался без особых изменений (не просто бедные, но такие, которые <избраны>).
Примеры подобного использования речений в разных контекстах будут приведены дальше в связи с разбором конкретных апокрифов. Они показывают, что сама по себе запись не воспринималась как священ­ный текст, священными были слова, приписанные Иисусу. Эти слова можно было толковать, открывать их истинный, с точки зрения данного проповедника, смысл. Порядок записи не имел значения, речения даже иногда разделялись «. Такое использование ре­чений неизбежно вело к расхождению традиции, кото­рое особенно должно было усилиться после пораже­ния I иудейского восстания, разрушения храма, унич­тожения и рассеяния иерусалимской христианской общины, которая, если судить по посланиям Павла, претендовала на обладание наибольшим авторитетом в вопросах вероучения.
Разброд среди христиан после разгрома восста­ния послужил причиной усиления расхождений в содержании проповедей. Кроме того, все меньше оста­валось людей, которые могли сказать, что они слыша­ли слова самого Иисуса или по крайней мере слова его учеников. В этих условиях все более насущной становится потребность свести воедино отдельные эле­менты традиции, создать писаное <благовестие>, фиксирующее учение Иисуса. Появляется новый жанр, которого не знала ни библейская, ни античная лите­ратура,- развернутое повествование, <ядром> которо-
го было христианское учение об искупительной смерти и воскресении Иисуса; вокруг;<ядра> группировались речения Иисуса и притчи, библейские пророчества о мессии, эпизоды из жизни Иисуса, соответствующие этим пророчествам (<да сбудется реченное… >), рас­сказы о чудесах, им совершенных. Складывается своеобразное сочетание поучения и рассказа, харак­терное для евангелий, вошедших в Новый завет, и для ряда евангелий, в него не включенных, в частности для евангелий иудео-христиан.
В христианских общинах существовали люди, записывавшие поучения, рассказы и объединявшие отдельные блоки традиции в единое повествование. В Послании к Эфесянам сказано, что одних Христос поставил апостолами, других — пророками, иных евангелистами, иных — пастырями и учителями (4.11)
Интересно появление в этом послании <евангелистов>. В Первом послании к Коринфянам при перечислении призваний христиан упомянуты пророки, апостолы, учители, но <евангелистов> нет, так как в то время господствовала устная передача <благой вести> проро­ками и апостолами, В Послании к Ефесянам апостолы и евангелисты уже разные люди. Вероятно, это и были те христиане, которые производили записи тради­ции и ее обработку; записи эти должны были заменить авторитет устного предания. Сопоставление евангель­ских текстов — и признанных и непризнанных цер­ковью — ясно показывает авторское творчество (ком­позиция, отбор эпизодов и речений, стиль изложения), но реальные евангелисты не считали себя авторами. Новозаветные евангелия в греческом подлиннике назы­ваются <по Матфею> (в значении — согласно Мат­фею), <по Марку> и т. д. Имя непосредственного ученика Иисуса (или другое авторитетное имя) <освящало> писаный текст. Люди, записавшие евангелия, искренне верили, что излагают учение, переданное теми, кто слышали проповеди Иисуса, а сами остава­лись анонимными ‘».
Возможно, первые записи, хотя и передавали <благовестие>, не носили названия евангелий: так, писатель Юстин (сер. 11 в.) упоминает речения Иисуса и <воспоминания апостолов>. Последние, по-видимому, означали евангелия (Апология. 1.14 — 15). Но посте­пенно за подобными писаниями закрепилось наименование <евангелие> — писаная;<благая весть>. Наря­ду с евангелиями новозаветного типа существовали и такие, где не было единой канвы повествования; они содержали поучения, религиозно-философские рассуждения, речения Иисуса, связанные определенной внутренней идеей. Примером таких евангелий могут служить Евангелие от Фомы и Евангелие от Филип­па, переводы которых приведены во второй части кни­ги.
Один из важных вопросов, стоящих перед иссле­дователями истории возникновения христианской ли­тературы,- это вопрос об абсолютной и относительной хронологии дошедших до нас писаний первых христи­ан, и прежде всего евангелий. Наиболее детально изучен вопрос о датировке канонических евангелий, хотя точных сведений установить не удалось. Посколь­ку в этих евангелиях содержатся пророчества о страш­ной гибели Иерусалима «, можно с уверенностыо сказать, что написаны они были после его разрушения, т. е. после 70 г. Ряд исследователей связывает сам факт записи евангелий с этим событием: один из них писал, что Евангелие от Марка было создано для
того, чтобы <возродить надежду> «.
Евангелие от Марка единодушно считается в науке самым ранним из канонических евангелий, хотя церковная традиция ставит его на второе место. Предполагается, что автор третьего евангелия, начи­ная его словами <Как уже многие начали составлять повествование о совершенно известных между нами событиях…> (Лк. 1.1), имел в виду Евангелие от Марка, которое он хорошо знал. Согласно традиции, сохраненной у Евсевия, Марк с точностью записал то, что запомнил со слов Петра, чьим переводчиком он был (НЕ. III. 39) .
Время создания и относительная хронология двух других синоптических евангелий неясны. Можно с определенностью говорить лишь о том, что они соз­даны в разной этнической среде: автор Евангелия от Луки, по-видимому, образованный грек (Евсевий Кесарийский называет его врачом из Антиохии.- НЕ. III. 4); Евангелие от Матфея выявляет более тесные связи с иудейскими традициями. Среди христианских писателей II — IV вв. бытовало мнение, что Матфей написал свое евангелие по-арамейски; этим евангели­ем, по словам Иринея, пользовались эбиониты — древ­нейшая группа иудео-христиан. Иероним, переводчик Ветхого завета на латинский язык, специально зани­мавшийся изысканием рукописей в Палестине и Сирии, утверждал, что он перевел с еврейского (он имел в виду арамейский язык) на греческий евангелие, кото­рое многими считается подлинным Евангелием от Мат­фея. Однако дошедший канонический текст, по мнению исследователей, не может быть переводом с арамей­ского, хотя в нем и вставлены фразы на арамейском языке — последние слова Иисуса на кресте: <Или, Или! лама савахфани? > (<Боже Мой, Боже Мой! для чего ты меня оставил?>) (27.46), но эти же слова есть и в Евангелии от Марка (15.34). Еванге­лие от Матфея написано по-гречески, ветхозаветные цитаты приведены по Септуагинте.
Сложен вопрос об относительной хронологии канонического Евангелия от Иоанна. Оно существенно отличается по содержанию и по проповеди Иисуса от синоптических писаний. Согласно церковной традиции, по времени написания Евангелие от Иоанна было последним из четырех. Евсевий Кесарийский говорит, что Иоанна проповедовал устно, а после появления трех евангелий вознамерился их <восполнить> (тем самым автор <Церковной истории> как бы объясняет расхождения между четвертым и остальными еванге­лиями). Само начало евангелия, где Христос назван Словом (<И Слово стало плотию и обитало с нами…>), придает особый религиозно-философский смысл всему дальнейшему повествованию. Автор этого евангелия знал первые три евангелия (или традицию, лежащую
что запомнил со слов Петра, чьим переводчиком он был (НЕ. III. 39) .
Время создания и относительная хронология двух других синоптических евангелий неясны. Можно с определенностью говорить лишь о том, что они соз­даны в разной этнической среде: автор Евангелия от Луки, по-видимому, образованный грек (Евсевий Кесарийский называет его врачом из Антиохии.- НЕ. III. 4); Евангелие от Матфея выявляет более тесные связи с иудейскими традициями. Среди христианских писателей II — IV вв. бытовало мнение, что Матфей написал свое евангелие по-арамейски; этим евангели­ем, по словам Иринея, пользовались эбиониты — древ­нейшая группа иудео-христиан. Иероним, переводчик Ветхого завета на латинский язык, специально зани­мавшийся изысканием рукописей в Палестине и Сирии, утверждал, что он перевел с еврейского (он имел в виду арамейский язык) на греческий евангелие, кото­рое многими считается подлинным Евангелием от Мат­фея. Однако дошедший канонический текст, по мнению исследователей, не может быть переводом с арамей­ского, хотя в нем и вставлены фразы на арамейском языке — последние слова Иисуса на кресте: <Или, Или! лама савахфани? > (<Боже Мой, Боже Мой! для чего ты меня оставил?>) (27.46), но эти же слова есть и в Евангелии от Марка (15.34). Еванге­лие от Матфея написано по-гречески, ветхозаветные цитаты приведены по Септуагинте.
Сложен вопрос об относительной хронологии канонического Евангелия от Иоанна. Оно существенно отличается по содержанию и по проповеди Иисуса от синоптических писаний. Согласно церковной традиции, по времени написания Евангелие от Иоанна было последним из четырех. Евсевий Кесарийский говорит, что Иоанна проповедовал устно, а после появления трех евангелий вознамерился их <восполнить> (тем самым автор <Церковной истории> как бы объясняет расхождения между четвертым и остальными евангелиями). Само начало евангелия, где Христос назван Словом (<И Слово стало плотию и обитало с нами…>), придает особый религиозно-философский смысл всему дальнейшему повествованию. Автор этого евангелия знал первые три евангелия (или традицию, лежащую в их основе), но использовал их незначительно: в нем нет описания рождения, крещения, искушения Иисуса, нет его молений в Гефсиманском саду. В этом евангелии Иисус произносит богословские поучения, большая часть которых отсутствует в других евангелиях. Однако есть точка зрения, что оно создано одним из первых, поскольку в нем встречаются совпадения (в том числе и фразеологические) с кумранскими рукописями «. Вероятнее всего, что Евангелие от Иоанна было написано в среде образованных христиан, стремившихся к созданию более развитой — по сравнению с синоптическими писаниями — теологии и христологии. Четвертое евангелие не было известно Поликарпу, автору послания к Филиппийцам, хотя, по преданию, он был учеником апостола Иоанна. Незнание это может быть объяснено не только поздней датой написания Евангелия от Иоанна, но и недостаточно широким его распространением (христианская традиция по-разному определяет место возникновения этого евангелия — Эфес, Сирия, о-в Патмос). Имеются косвенные указания на примерное время его создания. Дело в том, что в Египте был найден небольшой папирусный фрагмент (18 глав) Евангелия от Иоанна, который папирологи датируют ок. 125 — 130 гг. К этому же времени относится папирусный фрагмент неизвестного евангелия (он приведен и разобран ниже), в котором использована традиция, сохраненная в синоптических писаниях, а также в Евангелии от Иоанна. Следовательно, в первой четверти II в. существовали тексты различных евангелий, которые уже переписывались в Египте; созданы они должны быть до этого времени.
Таким образом, принято считать, что евангельское творчество относится к концу I в. В этот период записываются не только евангелия, вошедшие впоследствии в Новый завет, но и большинство не признанных церковью евангелий, самыми ранними из которых были евангелия иудео-христиан, говоривших как погречески, так и по-арамейски. Существование арамеоязычной христианской традиции подтверждается наличием в евангелиях, в том числе и канонических, так называемых семитизмов — слов и оборотов, восходяших к арамейскому языку. Эти обороты были заимствованы из первых записей, сделанных в Палестине, или, как предполагает С. С. Аверинцев, из устной традиции вытверженных на память афоризмов и рассказов «.
Распространение христианства в разной этнической и социальной среде, влияние нехристианских верований и философских систем, знакомство с которыми шло через новообращенных, неизбежно усиливали расхождения между отдельными группами христиан и их писаниями. К прежним расхождениям в устной традиции добавились расхождения между устной и писаной традицией и между различными писаниями. Как некогда первые христианские проповедники в Палестине полемизировали с кумранитами, так теперь в сочинениях христиан появляется полемика, направленная против единоверцев. Характерно в этом отношении одно из первых речений в коптском Евангелии от Фомы: <Иисус сказал: <Если те, которые ведут вас, говорят вам: смотрите, царствие в небе! — тогда птицы небесные опередят вас. Если они говорят вам, что оно — в море, тогда рыбы опередят вас. Но царствие внутри вас и вне вас>> (2). Это речение одновременно полемизирует с идеей установления материального царства божия на земле и со складывающимся учением о <царстве небесном> ( выражение это появляется уже у Матфея, заменяя в отдельных речениях словосочетание <царство Божие>) «. В Евангелии от Филиппа содержится полемика с защитниками учения о непорочном зачатии (17).
Постепенно выявляются наиболее почитаемые среди отдельных групп общин сочинения: прежде всего это относится к евангелиям. Из канонических евангелий на рубеже I — II вв. таковыми были евангелия от Марка и от Матфея (в греческой и арамейской версиях), а также Евангелие от Луки. Евангелие от Иоанна признавалось далеко не всеми группами, есть свидетельства, что оно было известно гностикам. Юстин использовал Евангелие от Петра, Папий ссылался на Евангелие евреев, которое, как и евангелие эбионитов, почиталось иудео-христианами Палестины и Сирии. Египетские христиане особо почитали Евангелие от Фомы и Евангелие от Филиппа, первоначально написанные по-гречески и позже переведенные на коптский.
Множество вариантов <благой вести>, постоянные споры между проповедниками поставили перед христианами задачу отбора из всей литературы тех книг, которые почитались бы основными источниками христианского вероучения. Эту проблему попытался решить Татиан (2-я пол. II в.), ученик христианского писателя Юстина. Он создал своеобразный пересказ четырех новозаветных евангелий в одном сочинении — Диатессарон (По четырем), добавив некоторые места, совпадающие с фрагментами Евангелия евреев. Возможно, он воспринимал это евангелие как версию Евангелия от Матфея. В Диатессароне нет родословной Иисуса (не было ее и в арамейском Евангелии от Матфея, как о том свидетельствует христианский писатель Епифаний), нет упоминаний о его детских годах. Татиан, вероятно, написал свое сочинение на греческом, но затем оно было переведено на сирийский язык (Татиан происходил из Сирии). Сирийские христиане долгое время почитали Диатессарон как основную священную книгу. При раскопках древней крепости Дура-Европос на берегу Евфрата был обнаружен фрагмент Диатессарона, относящийся к III в.» Диатессарон был переведен в раннем средневековье на армянский и арабский языки. Существовал перевод и на латинский язык, но среди западных христиан сводное евангелие Татиана не получило признания.
Еще до Татиана была сделана попытка отобрать несколько писаний и установить их авторитетный текст. Эта попытка связана с именем Маркиона, богатого судовладельца, внесшего большой вклад в казну римской общины христиан. Он прибыл в Рим из Малой Азии около 140 г. Целью его было сплотить христиан вокруг своего учения, добиться полного разрыва с иудаизмом. Маркион утверждал, что тексты, передающие учение Иисуса, были искажены. Он написал сочинение <Антитезы>, в котором излагал свое учение и обосновывал проделанный им отбор христианских писаний. Из всех евангелий Маркион отобрал только Евангелие от Луки и десять посланий Павла. Из Евангелия от Луки он убрал ветхозаветные цитаты, которые, по его словам, были вставлены туда защитниками иудаизма. В Маркионовом варианте отсутствовали легенды о рождении Иисуса и Иоанна Крестителя. Иисус Маркиона сошел с небес в пятнадцатый год правления Тиберия и явился в Капернауме. Ириней говорил о Маркионе: <Он бесстыдным образом богохульствует против проповеданного Законом и пророками бога, говоря, что он — виновник зла, жаждет войны, непостоянен в своих намерениях и сам себе противоречит. Иисус же происходил от того отца, который выше бога, творца мира…> (Против ересей. 1. 27, 2). Маркион учил, что абсолютное божество не имеет никакой связи с людьми: они полностью ему чужды. Христос выкупил людей своей кровью, а выкупить, по рассуждению Маркиона, можно только то, что тебе не принадлежит. В соответствии со своими рассуждениями он отредактировал послания Павла ‘». Однако ни учение Маркиона, ни список отобранных им книг не были приняты большинством христианских общин, а сам Маркион был изгнан из римской общины. Попытка Маркиона отобрать из всей массы христианских сочинений <истинные> должна была подтолкнуть христианских деятелей к тому, чтобы выработать и согласовать список священных книг, определить возможности их использования как источника вероучения, т. е. как канонические, рекомендовать для публичных чтений во время молений или только для домашнего чтения.
Понятие <канон>, как и слово <евангелие>, пришло к христианам из окружающего их языческого мира. Слово <канон> употреблялось в значении стандарта, нормы, правила, образца. Так, знаменитый греческий скульптор Ч в. до н. э. Поликлет написал сочинение <Канон>, где он пытался обосновать идеальные пропорции при изображении человеческого тела. В ранних христианских писаниях слово <канон> встречается в значении <правило>. В Послании к Галатам сказано: <Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь (творение. — Сост.). Тем, которые поступают по сему правилу (в греческом тексте — канону. — Сост.), мир им и милость…> (6.15 — 16). Только после длительного процесса отбора священных книг, когда сложились представления о существовании подлинных, истинных текстов и текстов подложных, искаженных, слово <канон> начало употребляться по отношению к собранию священных христианских книг, ставших образцами, с которыми нужно было сверять все высказывания, проповеди и даже поступки верующих. Такое словоупотребление распространяется с середины 1У в., но начало создания канона или, точнее, канонов (ибо у разных групп каноны отличались друг от друга) относится к более раннему времени.
Вопрос о <подлинных> и <подложных> писаниях поставил в сочинении <Против ересей> Ириней. Он подверг критике множество существовавших в конце II в. учений внутри и около христианства, которые считал <еретическими>. Слово <ересь> в греческом языке имело широкий диапазон значений. Применялось оно и для обозначения философской школы, учения. В христианских писаниях, в частности в <Деяниях апостолов>, этим словом называют религиозные секты, например секту саддукеев (5.17); иудеи назвали христианство сектой (ересью) назореев (24.5), причем это слово не имело специфически отрицательного значения. Затем параллельно с отбором священных текстов и развитием христианской теологии слово <ересь> приобретает негативный смысл, означая учение, расходящееся с истинным.
Главным объектом критики Иринея были многочисленные гностические учений (ереси), которые особенно широко распространились во II в. (им близко учение Маркиона). В противовес их писаниям Ириней выдвигает в качестве единственно истинных четыре евангелия. Он особенно активно защищал подлинность четвертого евангелия, тем самым косвенно свидетельствуя, что оно не было признано повсеместно и вызывало споры: <Четыре есть евангелия, не больше и не меньше, и только пустые, неученые и наглые люди, извращая форму евангелия, вводят их больше или меньше> (III.11) . В противовес этим истинным евангелиям Ириней упоминает <несказанное множество апокрифических и подложных писаний> (1.20). Употребленное им слово <апокрифические> впоследствии было распространено на все не признанные церковью христианские книги. Появление этого термина связано с религиозно-философским течением гностицизма (о гностицизме подробнее см. во II части книги). Гностики сами называли свои писания тайными (они даже применяли криптограммы), предназначенными только для <избранных>.
Гностики, о которых писал Ириней, пользовались сложной символикой образов, придавали магическое значение числовым сочетаниям, которые тоже могут быть постигнуты только <избранными> и останутся тайной для непосвященных. Именно такой подход и дал основание Иринею назвать сочинения гностиков апокрифами, а так как он полемизировал с гностиками, стремясь доказать, что они искажают подлинное учение Христа, то для него их сочинения, также написанные от имени апостолов, были не только тайными, но и подложными. Такое же словоупотребление потайные — подложные) встречается у Тертуллиана, христианского философа рубежа II и III вв. В конце II в. встречается выражение <Новый завет> как название собрания признанных священными книг. Евсевий Кесарийский упоминает о сочинении неизвестного автора, направленном против одной из радикальных христианских групп — монтанистов; в этом сочинении слова <Новый завет> употреблены применительно к писаному тексту, хотя само понятие существовало значительно раньше. Слово <завет> восходит к идее союза народа с богом, выраженной в библейских книгах; <Новым союзом> назвали себя кумранские сектанты, считая, что старый ( <ветхий>) союз бога с иудеями потерял силу из-за искажения первосвященниками, фарисеями, вероотступниками истинного смысла божественных установлений, и они заключили с богом <Новый союз>. В Септуагинте слово <союз> передано словом  завет, завещание ( исходящее от бога). В смысле нового союза с богом это словосочетание встречается и в Евангелии от Луки: <…сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается> (22.20). Когда источником вероучения стали почитаться определенные отобранные писания, то на них было перенесено название <Новый завет>.
Процесс отбора христианских книг, которые долины образовать этот <новый> (по сравнению с Ветхим) завет, был процессом сложным не только потому, что отдельные группы общин почитали разные писания, но и потому, что наряду с резко расходившимися по вероучению текстами были писания, восходившиее к обшей традиции, но отличавшиеся передачей отдельных эпизодов и интерпретацией отдельных речений Иисуса..Кроме того, когда сложились основные евангелия, ставшие хорошо известными верующим, и их переработка (или, вернее, редактирование при переписке) могла сводиться только к изменениям отдельных деталей, стали создаваться самостоятельные произведения, как бы дополняющие древнюю традицию: описания детства Иисуса, жизнеописание его матери, описания деяний отдельных апостолов, упомянутых в евангелиях,- Петра, Павла, Филиппа, Андрея и др. Последние были особенно многочисленны в связи с тем, что во II в. наиболее значительные христианские общины начинают связывать свое происхождение с деятельностью непосредственных учеников Иисуса: община Рима якобы ведет свою родословную от Петра, община Эфеса — от Иоанна. Отношение к подобным произведениям было различным. Некоторые христианские теологи и апологеты христианства рубежа II — III вв., принимавшие в качестве основных источников вероучения четыре канонических евангелия, ссылались как на авторитет и на другие священные книги. Так, Ориген использовал Евангелие от Петра и <Книгу Иакова>, содержащую историю детства и замужества Марии (оба этих произведения приведены ниже), цитировал Евангелие евреев и <Деяния Павла>, только с оговоркой, что их нельзя ставить в ряд с четырьмя евангелиями. Встречаются цитаты из неканонических произведений и у Климента Александрийского. В то же время продолжали вызывать сомнения у ряда богословов те произведения, которые вошли впоследствии в Новый завет, прежде всего Апокалипсис Иоанна и анонимное Послание к Евреям, которое сам автор назвал <словом утешения> (или <увещевания>.- 13.22). Тертуллиан не упоминал среди священных книг Второе послание Иоанна; Ириней — Послание Иуды.
Таким образом, христиане, особо почитавшие четыре новозаветных евангелия, были знакомы и с такой литературой, апостольское авторство которой или верность в передаче вероучения хотя и не отвергались совсем, но вызывали некоторые сомнения. У Оригена встречаются три группы писаний: <согласные> (хххххххххххх), <ложные> и те, которые находятся <под сомнением>. Вопрос о возможности пользоваться теми или иными писаниями решался во II — III вв. руководителями христианских общин. В этот период в большинстве христианских групп складывается аппарат управления, главой которого были епископы, первоначально <надзиратели> за порядком и финансами, затем — духовные пастыри рядовых верующих. Им приходилось высказываться по вопросам вероучения, ссылаться на авторитетные писания. В Письме к Филадельфийцам, приписанном христианской традицией перу антиохийского епископа Игнатия (II в.), автор пишет о том, что некоторые христиане говорят ему: <Если я не найду этого в древности, я не поверю в евангелие>, а, когда я говорю, что это действительно написано в наших древних писаниях, они отвечают: <Это нужно доказать>. Судя по словам Игнатия, вопрос об авторитетности писаний стоял очень остро, причем особо почиталась сама древность традиции, лежащей в их основе.
Самым первым известным списком почитаемых книг является фрагмент, составленный в Риме около 200 г. и обнаруженный в 1740 г. По имени нашедшего его исследователя он назван <Каноном Муратори>. В этом фрагменте нет начала, но ясно, что в первых строках речь шла о возглавлявших список четырех евангелиях. Составитель списка указывает, что они <согласны между собой>. Эта оговорка знаменательна: по-видимому, и в самом конце 11 в. вопрос о расхождениях между каноническими евангелиями (прежде всего — между синоптическими евангелиями и Евангелием от Иоанна) волновал умы верующих. Канон включает <Деяния всех апостолов в одной книге> — имеются в виду новозаветные <Деяния апостолов>; автор списка подчеркивает, что эти деяния писаны в одной книге. Включены в <Канон Муратори> и тринадцать посланий Павла — без Послания к Евреям; из канонических соборных посланий отсутствуют послания Петра, Послание Иакова, Третье послание Иоанна. Любопытно, что в <Каноне Муратори> упомянута ветхозаветная книга <Премудрость Соломона>, которая относится к так называемым ветхозаветным апокрифам «, т. е. книгам, не включенным в иудейский канон Библии. <Премудрость Соломона> входит в Септуагинту: по-видимому, вокруг этого произведения шли споры между христианами и иудеями ( или иудео-христианами), говорившими по-арамейски и не пользовавшимися Септуагинтой, поэтому составитель списка особо отметил эту книгу.
По поводу апокалипсисов составитель пишет: <Из откровений мы признаем только Иоанна и Петра, которое некоторые из наших не хотят читать в церкви. Но Герма написал <Пастыря> уже в наши дни в Риме, когда епископом был его брат Пий. Поэтому его нужно читать, но не публично в церкви, ни среди (писаний) апостолов, ни среди пророков>. Отсюда следует, что при отборе священных книг играло роль не только содержание, но и давность, авторитетность сочинения, которое читалось в собрании верующих (в тексте канона под церковью понимается не помещение, а собрание верующих, экклесия). Герма не маг считаться ни пророком, ни апостолом, хотя был, вероятно, весьма уважаемым среди христиан человеком; записанное в <наши дни> не могло идти в сравнение с древней традицией. При чтении писания, освященного такой традицией, действовал не только смысл читаемого, а сам образ слова, некогда произнесенного Иисусом и записанного его учениками: для верующих от такого слова исходила святость.
Не случайно отсутствие в каноне Послания к Евреям (о его спорности говорилось выше) и Послания Иакова. Это последнее некоторые современные ученые считают наименее <христианским> и наиболее <загадочным> из новозаветной литературы «. Оно было создано, по всей вероятности, в среде иудеохристиан и адресуется <двенадцати коленам в рассеянии> (1.1). В нем содержатся резкие выпады против богатства, защищается требование соблюдения иудейского Закона (<дел>); в частности, там есть прямая полемика с Павлом, считавшим, что христианин спасется не делами Закона, а верой: <Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе> (2.17). Собрание христиан в этом послании названо синагогой (в синодальном переводе дано слово <Собрание>.- 2.1) . Иудео-христианская направленность этого послания и привела к тому, что в <Каноне Муратори> его нет. С некоторой осторожностью относится составитель канона ко Второму посланию к Коринфянам и Второму посланию к Фессалоникийцам, в списке оговаривается, что эти послания — повторные (т. е., возможно, являются повторением первых посланий); послания к Тимофею, Послание к Титу и Послание к Филимону включены, как там сказано, из любви к Павлу, таким образом, можно думать, что составитель (составители?) <Канона Муратори> происходил из среды ортодоксальных христиан, почитателей Павла, но даже при той любви к нему, о которой упомянуто в списке, он с колебанием относился ко многим посланиям как источникам вероучения.
В III в. появились и другие списки священных книг. Существовал список в Риме, несколько сокращенный по сравнению с <Каноном Муратори>; в нем отсутствовал, в частности, Апокалипсис Петра. Другой канон, александрийский, был значительно шире римского. В него вошли кроме основных произведений Нового завета Учение двенадцати апостолов (<Дидахе>), <Пастырь> Гермы, Апокалипсис Петра, Послания Варнавы (по христианскому преданию, спутника Павла) и Климента Римского «.
Евсевий Кесарийский много внимания уделял вопросу о подлинности священных книг, но и у него наряду с <подложными> упомянуты те, которые можно назвать <сомнительными>. Он не признавал <Дидахе>, Апокалипсиса Петра, Послания Варнавы, а также, <если кому зто покажется (правильным) >,- Откровение Иоанна» и Евангелие евреев. В древнейших дошедших до нашего времени рукописных сводах Нового завета IV в., Синайском и Ватиканском, содержатся Ветхий и Новый заветы: в Синайском — с прибавлением <Пастыря> Гермы и Послания Варнавы, в Ватиканском — за исключением посланий к Титу, Тимофею и Филимону ‘».
Принятие канона господствующей церковью было ускорено признанием христианства римским государством при императоре Константине (307 — 337 гг.). Чтобы разобраться в расхождениях христиан (а в этот период шла ожесточенная борьба между ортодоксальным течением и арианством — учением, отрицающим догмат о троице), Константин потребовал, чтобы епископы предоставили ему копии священных книг. После длительных консультаций, уже после смерти Константина, на соборе в Лаодикее в 363 г. было принято решение разослать по всем христианским церквам списки канонических произведений. Согласно Лаодикейскому канону, в состав Нового завета вошли 26 писаний — все, кроме Апокалипсиса Иоанна. В З67 г. в письме епископа Афанасия были названы уже все 27 писаний Нового завета. Но этот список не был признан повсеместно: христиане многих сирийских общин не признали Откровения Иоанна; другие сирийские христиане остались верны почитанию Диатессарона; египетские (коптские) христиане совсем не приняли ортодоксального учения’: у них были свои священные книги; вплоть до Х в. палестино-сирийские христиане, как об этом будет сказано дальше, пользовались своим списком книг, который исключал все писания, связанные с именем Павла.
Окончательно список новозаветных книг был утвержден ортодоксальной церковью на Карфагенском соборе в 419 г. Но борьба вокруг проблемы подлинности Апокалипсиса Иоанна шла еще долго: обязательность его включения в состав Нового завета была подтверждена на Константинопольском соборе В VII в.
В связи с утверждением списка канонических книг встал вопрос о судьбе тех писаний, которые считались спорными или подложными. В У в. исчезает понятие сомнительности отдельных христианских книг. Все писания, не вошедшие в Новый завет, стали называться апокрифическими. Но отношения к этим писаниям различались в зависимости от их содержания: были книги, которые церковь разрешала читать верующим и которые оказали существенное влияние на догматику и обрядность ортодоксальной церкви. К ним относились созданные после утверждения евангельской традиции повествования, ее дополняющие. Таковы писания, посвященные матери Иисуса: <История Иакова о рождении Марии>, сочинение анонимного автора <Об успении Марии>, Евангелие от Никодима (прежде всего та его часть, где рассказывалось о сошествии Христа в ад); к апокрифам относится и многочисленная раннесредневековая литература о христианских мучениках, создававшаяся по образцу деяний отдельных апостолов (некоторые из них продолжали читаться на протяжении всего средневековья, в том числе и на Руси ‘, например <Деяния Павла и Феклы>). Все эти писания наполнены чудесами, в них используются традиционные (особенно для восточных областей) сказочные мотивы, прослеживается связь с фольклором. Как правило, они не имели догматических расхождений с церковным учением, но из-за позднего происхождения и явной фантастичности не были признаны церковью источниками вероучения. Те же книги, чье содержание существенно отличалось от канонических писаний, читать строго запрещалось. Эти книги считались не только апокрифическими, но и запрещенными, <отрешенными>. Первый список <отрешенных> книг был составлен в 7 в. в Восточной Римской империи. Вошедшие в него писания подлежали уничтожению как еретические; в течение последующих веков такие списки возобновлялись, что показывает на тайное (теперь уже действительно тайное!) существование подобных писаний. Прежде всего в список <отрешенных> книг были внесены иудео-христианские, гностические и близкие им писания.
Борьба церкви против этих писаний привела к тому, что большинство списков <отрешенных> книг было уничтожено, однако сохранились цитаты из них в произведениях самих же защитников ортодоксальной церкви. Благодаря успехам археологии конца Х1Х — ХХ в. стали известны многие <отрешенные> апокрифы. Что же касается не признанных священными, но разрешенных для домашнего чтения сочинений, то они дошли до нас в средневековых рукописях как на языке подлинника, так и в переводах на латинский, сирийский, арабский, армянский, грузинский и славянские языки.
Учения, содержавшиеся в древних апокрифах, не пропали бесследно: они оказали влияние на самые разнообразные еретические движения как на Западе, так и на Востоке. Можно проследить преемственность идей от кумранских сектантов через учения иудеохристиан и гностиков к богомилам и катарам. И богомилы, проповедовавшие на Балканском полуострове (Х в.), и южноевропейские катары (ХI — ХIII вв.) считали телесный мир созданием злых сил, отрицали церковную организацию и обрядность. Отзвуки иудеохристианских идей встречаются в средневековых мусульманских трактатах (о них будет сказано ниже) и древнерусских ересях, таких, как <жидовствующие>. Писания уничтожались — идеи продолжали существовать…